Это также решающая составляющая здоровой зрелой способности к взаимосвязи.

Взаимосвязь невозможна в состоянии слияния (поглощения). Это одно из основных заблуждений. Глубокая связь с другими возможна до тех пор, пока сохраняются/поддерживаются границы. Взрослым людям для достижения более интимных форм контакта необходим контакт границ.

ОКОЛИЦА – в любках это расстояние, с которого тебя могут поразить (гарантированно достать ударом или свалить борцовским приемом). Опытные бойцы хорошо чувствуют (видят) околицу. Видение околицы открывает большие возможности в бою. Существуют специальные упражнения, нарабатывающие Видение Околицы. Если смотреть на него с точки зрения пространственной, то ядром схватки называются те действия, которые производятся в непосредственной близости от противника. Пространство это имеет вполне осязаемую и имеющую имя границу. Мазыки называли ее Околицей.

Околицу можно начать Видеть как тончающую пленку.

В сущности, она - не более, чем слой сознания, точнее пары, как говорили мазыки. И она двойная в каждом месте - одна часть принадлежит вашему противнику. Как только он входит в состояние боя, он тут же раскидывает вокруг своего тела околицы. Это очень похоже на то, как снайпер готовится к засидке - он вымеряет всё пространство для стрельбы, ставит неприметные вешки точно на нужных ему расстояниях, чтобы впоследствии быстро настраивать прицел.

Вот так и любой боец прекрасно знает длину своих рук и ног. Его опыт позволяет ему с огромной точностью определять, когда противник входит в такую близость, что его можно наилучшим образом достать, и он запоминает те случаи, когда ему это удавалось. Запоминает, создавая вокруг себя искусственные кольца сознания, которые хранят память и знания. Эти кольца - как спусковые крючки: коснулся - и вызвал удар.

Задача метки - не мозолить глаза, а обеспечивать точность ведения боя. Поэтому метки пропадают из осознанной части восприятия, хотя и остаются постоянно видимы для той его части, что "чует". Любой боец видит свою околицу постоянно!

Но и противник тоже видит ее. Когда вы приближаетесь к противнику, готовому нанести удар, вы видите, откуда начинается опасность.

Одним из решающих событий, приведших к формированию первой клетки, очевидно, было формирование внешней мембраны. Отбор молекул РНК по качеству кодируемых ими белков не мог начаться раньше, чем появился некий замкнутый объем (компартмент). С его появлением нуклеотидные последовательности РНК получили возможность влиять на признаки целой клетки и начали эволюционировать в зависимости от их воздействия на другие молекулы в том же ограниченном пространстве. Фактически, с формированием мембраны или наружного слоя произошло формирование особи, способной эволюционировать как целое, на основе своей внутренней структуры. Появилась возможность сохранения целостности внутреннего пространства, поддержания Эго и одновременно, взаимодействия с внешней средой.

Туда же: оружие и украшения, одежда и дома, окна и двери, заборы и ограды, проходные и пропускные пункты, глухие крепостные стены и ажурные решётки, кабинеты с секретаршами и референтами, границы с пограничниками, таможни с таможенниками, отделы внешних связей, дипломатические корпуса и миссии, маски, роли, имиджи, атрибуты – всё это служит защитой, обозначает территорию, устанавливает связи с внешним миром и ограничивает их.

Очень похожие процессы происходят и в человеческой жизни – стоит только проанализировать бытующие в современном языке выражения: «компостирует (читай – дырявит) мозги», «пробивает на жалость» и так далее.

Шаманы говорят, что главные атрибуты звериной шкуры – мех и перья – умеют видеть то, что происходит вдалеке. Вот почему они носят много мехов и перьев – чтобы иметь сотни глаз и лучше видеть тайное. Потерять шкуру – значит потерять защиту; тепло; систему раннего предупреждения («кожей чую»); инстинктивное видение; умение жить в духовном мире и одновременно во внешнем, реальном; место, где мы чувствуем себя защищенными и одновременно свободными.

Курт Левин:

Приближаясь к фронту при возвращении из тыла, каждый переживает своеобразную трансформацию воспринимаемого ландшафта. Хотя он и раньше наталкивался то тут, то там на разрушенные дома и прочие приметы войны, все же в определенном смысле он находился в самом настоящем ландшафте мирного времени: местность простиралась во все стороны одинаково и ни в одном направлении не имела видимого конца. Ландшафт «кругл», он не имеет переда и зада.

Однако при приближении к прифронтовой зоне это простирание в безграничность перестает быть полным. Складывается впечатление, что за линией фронта местность каким-то образом заканчивается; ландшафт оказывается ограниченным.

Эта ограниченность местности при приближении к линии фронта появляется еще задолго до того, как становятся видимыми боевые позиции.

Ландшафт в целом предстает перед нами направленным , у него есть «перед» и «зад», причем «перед» и «зад», не привязанные к нашему движению, а являющиеся устойчивыми свойствами самой местности. Речь не идет здесь ни о сознании нарастающей впереди опасности, ни о недоступности лежащей впереди территории, речь идет лишь об изменении самого ландшафта как такового. Местность предстает перед нами как имеющая «впереди» конец, за которым следует «ничто».

Это место «обрыва местности» становится тем определеннее, чем ближе мы приближаемся к передовым позициям и чем точнее представляем себе положение первой линии окопов — ибо именно рядом с ними и проводится «граница местности». Пока, например, поднимаясь на холм, мы можем еще сомневаться, лежит ли весь этот холм до передовой, отдаленность границы остается неопределенной; увидев же передовые позиции на вершине следующей возвышенности, мы уже знаем: холм и лощина еще принадлежат нам, но сразу же за гребнем следующей гряды находятся наши передовые окопы и пролегает граница местности.

Поэтому у нас уже нет целостного образа возвышенности, как в случае предыдущего холма — местность заканчивается «подъемом» и кусочком «вершины возвышенности».

Одновременно с уточнением удаленности границы и ее привязкой к наблюдаемым формам местности, становится еще выраженнее направленность ландшафта: местность выступает перед нами как своеобразная зона или полоса, тянущаяся примерно параллельно линии границы. В то время как в предшествующей области в качестве направления ландшафта переживалось направление к границе, теперь направление ландшафта определяется протяжением местности вдоль границы. Образуется пограничная зона, причем ее качество пограничности быстро «уплотняется» по направлению к противнику.

О месте есть смысл говорить только как об одном из мест наряду с другими. Сам по себе никто из нас не имеет места. Мы занимаем место рядом с другими людьми. А еще мы оспариваем друг у друга права на определенное место и в то же время зависим от людей, занимающих свои места. Как иначе мы можем войти в контакт с ними, брать у них и давать им?

Таким образом, один из аспектов обмена состоит в том, что другие занимают свои места, держатся за них и даже хотят увеличить их; это значит также, что между нами возникает соперничество, делающее связи между нами более тесными.

В конечном счете, это – соперничество за лучшие места, за место, оптимальное для нашего выживания. И на самом деле, даже если мы не хотим того признавать, борьба за место есть вопрос жизни и смерти.

Жизнь продолжается, потому что какая-то из индивидуальных жизней освобождает место и делает это с необходимостью. Место, на котором мы хотели бы утвердиться, и есть наше действительное место в жизни. У нас есть жизнь до тех пор, пока у нас есть место, которым мы располагаем как своим. Попытавшись занять место другого, мы посягнули бы на фундамент его существования. Когда мы сокращаем место, занимаемое другим, вступая в его пределы, мы сокращаем его жизнь и вторгаемся в нее.

Успешные отношения зависят от того, делим ли мы наше место с кем-то, от того, взаимно ли это отношение. Мы делим свое место с ними, а они делят свои места с нами. Хотя каждый отдает часть своего места, он приобретает взамен часть места другого. Вместе мы занимаем большее место. Наше индивидуальное место возрастает за счет места, которое мы занимаем вместе.

Если говорить об отношениях, то с местом связан ряд моментов. Нам приходится занимать свое место и быть готовыми защищать его, и в то же время мы нуждаемся в том, чтобы занять большее место, разделяемое с другими, которое мы тоже готовы защищать. Так что возникает более широкая граница этого разделяемого с другими места, а вне этой границы нам опять-таки приходится вступать в отношения с другими людьми и с общим для них, более обширным местом.

Все живое, все, чему свойственно двигаться к успеху, стремится расширять свои границы. Но если речь идет о человеческих отношениях, успех означает, что мы расширяем наши границы вместе с другими. Вместе со многими другими мы имеем наибольшие возможности надежной защиты нашего места. Это означает выход за пределы нашего личного выживания; речь идет о жизни и выживании многих, о полной и богатой жизни и успехе для всех.